Network communication of the state and society in the digital world of the post-industrial era

ПЕРЕПЕЛИЦА Е.В.,
старший научный сотрудник отдела научно-методического обеспечения правовой информатизации управления правовой информатизации Национального центра правовой информации Республики Беларусь, кандидат юридических наук, доцент, ассоциированный член Кафедры ЮНЕСКО по авторскому праву, смежным, культурным и информационным правам Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Современный мир характеризуется в категориях высокого или позднего модерна, «времени неопределенности и перемен», «эпохи роботизации и коммуникации», «мира, созданного информацией». Набирающее актуальность понятие «цифровой мир постиндустриальной эпохи» подразумевает стремительную замену механических и электрических средств преобразования информации цифровыми, сегментацию социального пространства, изменение бытия права. В условиях сложной и противоречивой медиареальности право призвано учитывать гораздо больший перечень аспектов, чем это происходило прежде. У него прослеживается новая миссия по преодолению технологических вызовов, снятию коммуникативных барьеров между государством и обществом, достижению баланса их интересов в информационной сфере, в том числе при посредстве конвергентных технологий.

The modern world is characterized in the categories of high or late modern, «time of uncertainty and change», «era of robotization and communication», «world created by information». The concept «digital world of the post-industrial era», which is gaining relevance, implies the rapid replacement of mechanical and electrical means of converting information with digital ones, the segmentation of social space, change of the existence of law. In the context of a complex and contradictory media reality, the law is called upon to take into account a much larger list of aspects than it has happened before. It has a new mission to overcome technological challenges, remove communication barriers between the state and society, achieve a balance of their interests in the information sphere, including through the convergent technologies.

ВВЕДЕНИЕ

В настоящее время наука права находится в поисках точек роста новых концепций и эвристических знаний. В белорусском юридическом дискурсе, как и в мировой повестке, наблюдается повышенный интерес к цифровым явлениям и процессам [1–6]. В связи с экспоненциальным развитием и обновлением информационных технологий меняется формат социального взаимодействия, правовые подходы к регулированию соответствующих отношений нуждаются в своевременной актуализации. Юридическая практика мобилизована на выработку законодательства для максимальной регуляции процессов информационного взаимодействия государства и общества. Реализованные в Республике Беларусь возможности публичного участия граждан в обсуждении проектов нормативных правовых актов, электронных обращений граждан и юридических лиц и другие институты, основанные в том числе на сетевой коммуникации, не искупают потребности легитимного включения общества в публичный дискурс. Нередко усилия юридической доктрины направлены на то, чтобы приспособить прошлое правопонимание к запросам времени, сконцентрироваться на отраслевых аспектах дигитализации юридической деятельности. Информационное право особо чувствительно к ограниченным возможностям классической методологии. При всей значимости результатов имеющихся исследований явно недостаточно для выработки правовых форм институционального регулирования меняющихся общественных отношений. Новый технологический уклад выдвигает на первый план непростые познавательные и прикладные задачи, требующие ускоренного решения. Таковыми оказываются осмысление цифрового мира постиндустриальной эпохи, выработка правил безопасного коммуникативного взаимодействия акторов, представляющих публичную власть и гражданское общество, создание системы релевантных юридических средств упорядочения информационных отношений.

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

Еще совсем недавно считалось, что «механизация, усовершенствованная механизация, автоматизация и кибернетика – таковы пути прогресса» [7, с. 102]. Тем не менее технологии, казавшиеся непревзойденными в определенную эпоху, устарели и вскоре доминанту общественного развития стали определять конвергентные технологии (от англ. converging technologies – совокупность взаимосвязанных и взаимопроникающих технологий). Конвергенция относится к одному из центральных событий не только в науке, но также в области передовых технологий [8, с. 14] и означает синтез, установление определенных форм коммуникативной связанности между NBIC-технологиями (нано- и биотехнологии, генная инженерия, когнитивные и информационно-коммуникационные технологии). «Новые горизонты и реалии для государства, общества и права открывают квантовые технологии, использование которых обещает возможность взаимодействия определенного круга субъектов без вмешательства каких-либо третьих лиц» [9, с. 238]. Можно дискутировать относительно того, какие технологии определяют повестку дня, меняющуюся картину мира. Существо NBIC-технологий не исчерпывается только информационными технологиями – это лишь один из их компонентов. Даже тогда, когда им отдается первенство (в силу вездесущности, общедоступности, востребованности и «возмущающего действия на право» [10, c. 91]), важно помнить, что другие новации могут корректировать воздействие, производимое цифрой.

С появлением каждой новой технологии, будь то письменность, книгопечатание, паровой двигатель, электричество, телефония или вычислительная техника, происходят корректировки уровня личной свободы, уклада жизни, способов связи между людьми. Конвергенция разных технологий так или иначе проявляла себя и в прошлом. Изменялся окружающий мир, стиралась живость и непосредственность человеческого общения, которое превращалось в элементарный обмен информацией. Из истории известно немало примеров положительного и отрицательного эффекта, который производило то или иное ноу-хау, скажем, на занятость, способы обработки и обращения информации. Но если предыдущие технологические революции нередко имели ограниченный ареал, распространялись либо на отдельные сферы жизни, либо – части ойкумены, то нынешние – носят уже не локальное, а планетарное, цивилизационное значение. По масштабам воздействия на отдельную личность, общество и государство текущая коммуникационная революция превзошла весь предшествующий исторический опыт. Нет преувеличения в высказывании о том, что «к XXI веку человечество переместилось из «обычной» реальности и «обычного» пространства, соответственно, в медиареальность и медиапространство» [11, л. 170].

Знаковым для цифрового мира постиндустриальной эпохи является освобождение индивида от многих материальных ограничителей в повседневной жизни, радикальное изменение психологии, поведения, характера профессиональной деятельности. Во время высоких скоростей роботы претендуют на то, чтобы занять место человека [12, c. 108], трудовой доход перестает быть мерилом заработка, в нелинейные и цикличные взаимодействия вступают знания и информация. При пользовании современными технологиями цена человеческой ошибки существенно выше, чем при других типах технологического и экономического уклада. Появляется возможность трансформации природы человека, его родовых качеств. «В условиях цифровизации общественных отношений, стимулирующей развитие и использование в различных областях жизнедеятельности технологий искусственного интеллекта, появляются новые формы социальной идентичности, квазисубъекты права» [13, c. 85]. Среда обитания меняется настолько быстро, что наука порой не успевает осмыслить происходящее. Кардинальные перемены далеко не всегда сопровождаются понятным целеполаганием (например, в ситуации конструирования синтетической ДНК, постчеловеческих существ, киборгов). Многие процессы совершаются при отсутствии качественной методологии, как это происходит, скажем, при разработке машиночитаемого права. «Погружение человека и его жизнедеятельности в новое пространство сопряжено с изменением мерности правовой реальности и бытия права» [10, c. 100]. У права прослеживается новая миссия по преодолению технологических вызовов, сохранению человека как биологического вида, определению законодательных основ статуса нетипичных субъектов права, «разработке системы правовых принципов идентификации в сфере взаимодействия государства, общества и бизнеса» [14, с. 15–17].

Использование новейших технических изобретений становится значимым фактором институциализации общества, если понимать его как «целостность взаимодействующих индивидов» [15, c. 36]. В мире, перенасыщенном технологиями, роль коммуникаторов примеряют на себя действующие общественные институты – при помощи цифровых средств они меняют привычное положение в системе социальных координат, «происходит сегментация и дробление традиционных общностей и групп» [16, c. 63]. Помимо этого, образуются мелкие и крупные группы и блоки, стабильные и нестабильные сетевые структуры, преследующие собственные цели или разделяющие корпоративные ценности. «В социальных сетях уже делаются попытки объединиться по интересам и при этом используются самые современные технологии, в том числе – геном человека» [17, c. 274]. Совокупность коммуникаций позволяет индивиду входить в разного рода общности, переключаться между ними. Сетевые акторы и мультистейкхолдеры [18, c. 72] стремятся действовать согласно выработанным ими самими правилам. Происходит усложнение и уплотнение общественных связей. Электронные сервисы и технологии предлагают как индивиду, так и обществу принципиально новые формы и способы коммуникативного взаимодействия. «Виртуальные миры, уже сейчас демонстрирующие дисперсию и умножение собственных аналогов, формируют новый сегмент сферы правового регулирования, делают его многомерным и мультисодержательным» [10, c. 24].

В прежние эпохи государство определяло основные рамки идентичности граждан, несло бремя ответственности за всех, кто легально жил в нем. Ему принадлежала прерогатива создания правовых режимов, в русле которых действовали общественные институты. Технологическая эпоха потребовала исчезновения каких-либо границ, под вопрос может быть поставлена государственная организация общества. В виртуальном пространстве создается потенциальная возможность вмешательства в прерогативы и функции государства, ему приходится отстаивать свою суверенность. На фоне прогрессирующей технологизации вероятен уход от традиционных понятий, что касается, к примеру, понятия гражданства. «Человек и гражданин все чаще реализует свои права и действует только в электронном пространстве, и здесь возникает одна из самых важных оперативных задач для государственного управления и права – обеспечение идентификации субъектов правоотношений» [19, с. 44]. Цифровой мир – это не мир людей, а мир идентификаторов.

«Плоды» прогресса осваиваются каждым национальным государством со своей скоростью. Любая правовая система ощущает потребность в оптимальном правовом регулировании вновь возникающих общественных отношений. Но даже те страны, которые добились технологического лидерства и заняли высокое рейтинговое положение на мировом уровне, признают, что Интернет как бы «ускользает» из государственных «объятий», проявляет себя как среда с довольно высокой степенью самоорганизации. Виртуальное пространство не имеет материальной осязаемости, строится «на технологии, которая изначально предполагала преодоление любых препятствий (и границ) в распространении и хранении информации. Более того, практика показывает, что внедрить и научиться использовать такую глобальную структуру оказалось намного проще, чем наладить управление, контроль за ее использованием и гарантировать безопасность» [20, с. 39]. В условиях глобализации мирового информационного пространства государству уже не принадлежит монополия на управление массовым сознанием (информационная монополия). Теперь «в соперничество за власть над сознанием и поведением человека вступили производители массовой информации» [21, с. 21]. Одно из ключевых свойств глобальной компьютерной сети Интернет заключается в том, что она «одновременно наделяет властью индивидов и группы, позволяя оспаривать монополию государства на власть в процессе межграничных коммуникаций, изменяя пространственную природу власти» [20, с. 41].

Новейшие технологии расширяют потенциальную свободу, облегчают человеческое существование. Уже доказана их чрезвычайная польза для решения разного рода проблем, включая экономические, социальные, культурные, юридические. Несмотря на оптимизм и веру в беспрецедентные возможности цифрового мира, он весьма неоднозначен. Это мир не одних только конкурентных преимуществ, но и непредсказуемых угроз. Технологическая среда благоприятствует бесконтрольному распространению информации, манипулированию общественным и личным сознанием, цифровому рабству. «Цифровая эпоха сделала первые шаги в технологическом направлении, но испытывает сложности в синхронизации интересов акторов и обеспечении их безопасности» [22, c. 39]. Гораздо более легким, нежели это представлялось ранее, становится вторжение в частную жизнь, если учесть, что законодательство некоторых государств дает карт-бланш на соответствующие действия. Освоение вожделенных «даров» прогресса чревато социальной энтропией, колоссальными угрозами для основ права и политической стабильности государства. В новой коммуникативной реальности увеличиваются неверифицируемые угрозы и технологические риски, растет зависимость общества от технологий, что чревато катастрофами в ситуации их выхода из строя. «Современная технология отказывается вести себя так, как задумывали ее творцы, и принимает на себя неожиданные функции и роли» [23, c. 352].

Общение и взаимодействие в пространстве сетевых структур бросает вызов всяческим барьерам. В данной связи вдумчивые исследователи отдают отчет в том, что стихийно возникающие интернет-связи развиваются по собственным алгоритмам [10]. Информационно-коммуникационная среда проявляет способность к саморегулированию [24, c. 52]. Существует допущение, что медиапространство «не подчинено нормам права в традиционном понимании» [20, c. 31–32]. Следуя логике В.В.Архипова, предложившего концепт семантических пределов права [11], можно говорить о том, что в цифровой среде действие права все больше перестает быть односторонним и однонаправленным, технологические изменения создают предпосылки его превращения в своего рода объект медиареальности. Данная реальность не может рассматриваться исключительно в служебном и функциональном смысле относительно права. «Известный мультипликационный эффект распространения роли интернет-технологий в современной жизни оказался таков, что сегодняшние попытки урегулировать отношения в этой области имеют характер «догоняющих шагов» [25, c. 143].

Цифровой мир постиндустриальной эпохи знаменателен быстрым истощением научных теорий, и юридическое знание не составляет исключения. Сегодня взаимопроникают автономные области науки. Корреляцию и симбиоз диаметрально противоположных сфер демонстрируют примеры виртуалистики, киберантропологии, нейробиологии, когнитивной и социальной нейронауки, цифровой гуманитаристики (Digital Humanities). «Поскольку возникновение каждого следующего технологического уклада имеет прямое и косвенное отношение к культуре, ученым приходится реагировать на новые вызовы, создавая новые концепции, подходы и области знания» [8, c. 49–50]. Позитивное право переживает кризис вследствие того, что большинство существующих законодательных положений создавалось в иных технологических условиях и не учитывало современных реалий. Право не успевает экстраполировать имеющиеся корреляты на нетипичные общественные отношения в силу их новизны. Особенность медиапространства состоит в том, что оно разнородно, самореферентно и непредсказуемо. Отсюда вытекает сложность его релевантной фиксации, исчерпывающего объяснения с позиции права. Государству приходится регламентировать то, что не являлось объектом его регулирующего воздействия прежде, в эпоху дефицита информации. В ситуации увеличения количества игроков виртуального пространства существующие способы правовой регламентации информационных отношений как бы испытываются на прочность. «Мы сталкиваемся с кризисом правового регулирования, когда право в силу определенных причин изменяет своему статусу наиболее эффективного и универсального регулятора общественных отношений» [26, c. 206].

В заданных средовых условиях традиционные институты права наполняются исторически беспрецедентным содержанием, переживают сложные гибридные трансформации. Специалисты информационного права справедливо отмечают, что несмотря на то, что с юридической точки зрения появление новых технологий само по себе не может напрямую влиять на создание отдельного нормативного регулирования, в ожидании внедрения технических решений следует глубоко изучить вопрос о применимости существующего регулирования к сфере новых технологий и, при необходимости, адаптировать к ним национальное законодательство [9, c. 237]. Юридически сомнительно как идти по пути сохранения сущностной неприкосновенности старых правовых категорий при их внешнем «переодевании» в «новые технологические одежды», так и опровергать известные и устоявшиеся положения.

Сетевая коммуникация обладает до конца не раскрытым, не вполне юридически и технически освоенным потенциалом. Она требует к себе взвешенного подхода, поскольку с одинаковым успехом может благоприятствовать: (1) удовлетворению законных интересов субъектов права, (2) решению проблем правового отчуждения путем рекрутирования граждан на законопослушное социальное поведение, (3) разрушению достигнутого баланса публичных и частных интересов и прошлой солидарности. Сетевая коммуникация располагает колоссальными возможностями для приобщения пассионарной части общества к процессам разработки и мониторинга реализации управленческих и нормотворческих решений, их публичной верификации как отражения интересов, законных ожиданий и ценностей, разделяемых гражданами. Это ресурс для «возвращения подлинного смысла демократическим процедурам и институтам, развитие которых в последние годы забуксовало» [16, c. 61]. Потенциал сетевой коммуникации сложно раскрыть в рамках классической матрицы права, определяющей электронные формы взаимодействия государства и общества в качестве процесса передачи информации от первого ко второму. «Обуздывание» глобальной сети Интернет при помощи правового инструментария, разработка национально приемлемых юридических, программно-технических и технологических решений, позволяющих выстраивать полноценные многосторонние отношения между акторами, которые представляют, с одной стороны, власть, с другой – общество, – трудное предприятие для классической матрицы права. Последняя имеет дело с абстрактно-теоретическими моделями субъектов права, одномерной статикой пространства и времени.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Учитывая растущий социальный запрос на легитимное включение многообразных общественных акторов в публичное пространство, а также скромные возможности такого включения в эпоху медленных скоростей, сетевая коммуникация государства и общества должна рассматриваться не только в качестве удобного способа для оперативного доведения правовой информации до граждан, но и как инструмент достижения взаимопонимания общественных и государственных акторов, средство преодоления коммуникативных барьеров между властью и гражданином.

Выработка научно обоснованных и сбалансированных регуляторных решений по управлению искомой сферой предполагает отказ от методологического монизма и обращение права (информационного) к гносеологическому потенциалу иных познавательных традиций. Важно понимать, что различные организационные формы дискурсивного взаимодействия общественных и государственных акторов, существующие в цифровом мире, эффективны потому, что строятся, прежде всего, как отношения между людьми, а не между их правами и обязанностями и допускают более активное участие граждан в управлении делами государства и общества, чем это допускалось прежде.

Цифровой мир постиндустриальной эпохи обязывает нас относиться к самому праву не как к застывшему манускрипту, а как к живой материи, чутко реагирующей на происходящие перемены, адаптирующейся к ним и сохраняющей способность поддерживать стабильное состояние и развитие государства и общества в условиях нового технологического уклада.

СПИСОК ЦИТИРОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Василевич, Г. А. Белорусский путь развития: правовое обеспечение информационных технологий / Г. А. Василевич // Проблемы управления. – 2006. – № 1. – С. 2–20.
2. Довнар, Н. Н. Правовое обеспечение информационной безопасности СМИ в условиях трансформации медиасистемы / Н. Н. Довнар. – Минск : Изд-во БГУ, 2019. – 235 с.
3. Лясковский, И. И. Содержание права на информацию в контексте режима информации открытого и ограниченного доступа / И. И. Лясковский // Информ. общ-во. – 2021. – № 1. – С. 42–47.
4. Шалаева, Т. З. Цифровое общество: новые функции государства / Т. З. Шалаева // Проблемы и вызовы цифрового общества: тенденции развития правового регулирования цифровых трансформаций: I междунар. науч.-практ. конф., Саратов, 17–18 окт. 2019 г. : сб. науч. тр. / Сарат. гос. юрид. акад. ; под ред. Н. Н. Ковалевой. – Саратов, 2019. – С. 71–73.
5. Шаршун, В. А. Основные направления цифровизации национальной правовой системы: общая характеристика / В. А. Шаршун // Правовая культура в современном обществе : сб. науч. ст. VI междунар. науч.-практ. конф. – УО «Могилев. ин-т МВД Респ. Беларусь», Могилев, 14 мая 2021 г. – Могилев, 2021. – С. 118–123.
6. Шабайлов, В. И. Общественное обсуждение проектов нормативных правовых актов: сравнительно-правовой анализ / В. И. Шабайлов, Е. П. Гуйда // Перспективные решения актуальных проблем государственного строительства и международного права : сб. науч. ст. / Нац. центр законодательства и правовых исслед. Респ. Беларусь ; под ред. Е. В. Семашко. – Минск, 2017. – С. 85–100.
7. Бир, С. Наука управления: пер. с англ. / С. Бир. – Изд. 3-е. – М. : Изд-во ЛКИ, 2010. – 112 с.
8. Добреньков, В. И. Технологические вызовы / В. И. Добреньков, А. И. Кравченко. – М. : РУСАЙНС, 2021. – 412 с.
9. Наумов, В. Б. Правовые аспекты квантовых коммуникаций: новые горизонты / В. Б. Наумов, Г. В. Станковский // Пробелы в рос. законодательстве. – 2019. – № 4. – С. 235–239.
10. Хабриева, Т. Я. Будущее права. Наследие академика В. С. Степина и юридическая наука / Т. Я. Хабриева, Н. Н. Черногор. – М. : Рос. Академ. наук ; Ин-т законодательства и сравн. правоведения при Правительстве Рос. Федерации; ИНФРА-М, 2020. – 176 с.
11. Архипов, В. В. Семантические пределы права в условиях медиального поворота: теоретико-правовая интерпретация : дис. ... д-ра юрид. наук : 12.00.01 / В. В. Архипов. – СПб., 2019. – 425 л.
12. Исаев, А. А. Человек как робот / А. А. Исаев // Роботы заявляют о своих правах: парадигмальные социально-экономические и политико-правовые изменения в век цифровизации и долговременных вирусных эпидемий / под ред. А. Ю. Мамычева, Г. В. Петрук. – Владивосток : Изд-во ВГУЭС, 2020. – С. 104–109.
13. Залоило, М. В. Искусственный интеллект в праве : науч.-практ. пособие / М. В. Залоило : под ред. Д. А. Пашенцева. – М. : Инфотропик Медиа, 2021. – 132 с.
14. Наумов, В. Б. Институт идентификации в информационном праве : дис. ... д-ра юрид. наук : 12.00.13 / В. Б. Наумов. – М., 2020. – 455 с.
15. Аубакирова, И. У. Современная евразийская концепция государственного управления : автореф. дис. … д-ра юрид. наук : 12.00.01 / И. У. Аубакирова. – М., 2017. – 44 с.
16. Тедеев, А. А. Право, цифровая трансформация, цифровой посткапитализм (постановка проблемы) / А. А. Тедеев // Вестник ун-та им. О. Е. Кутафина. – 2019. – № 12. – С. 61–73.
17. Братко, А. Г. Искусственный разум, правовая система и функции государства / А. Г. Братко. – М. : ИНФРА-М, 2021. – 282 с.
18. Грачева, С. А. Основные права и свободы в цифровом измерении / С. А. Грачева, М. Е. Черемисинова // Вест. ЮУрГУ. Серия «Право». – 2021. – № 1. – С. 64–73.
19. Наумов, В. Б. Общие вызовы права и государственного управления в цифровую эпоху / В. Б. Наумов // Ленингр. юрид. журнал. – 2019. – № 1. – С. 43–57.
20. Черемисинова, М. Е. Ориентиры правовых границ виртуального пространства: государственная территория, международные соглашения, цифровой суверенитет / М. Е. Черемисинова // Правовое пространство: границы и динамика : отв. ред. Ю. А. Тихомиров. – М. : Ин-т законодательства и сравн. правоведения при Правительстве Рос. Федерации; ИНФРА-М, 2019. – С. 31–49.
21. Федотова, Н. А. Рекреативные функции СМИ : учеб.-метод. пособие / Н. А. Федотова. – Минск : Изд-во БГУ, 2020. – 115 с.
22. Арчаков, В. Ю. Правовые проблемы обеспечения информационной безопасности в современных условиях / В. Ю. Арчаков, О. С. Макаров // Теоретические и прикладные проблемы информационной безопасности : тез. докл. междунар. науч.-практ. конф., Минск, 18 мая 2017 г. ; учреждение образования «Акад. МВД Респ. Беларусь» ; редкол.: А. В. Яскевич (отв. ред.) [и др.]. – Минск : Академия МВД, 2019. – С. 38–43.
23. Морозов, Е. Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети = The net delusion: the dark side of Internet freedom / Е. Морозов ; пер. с англ. И. Кригера. – М. : АСТ : Corpus, 2014. – 526 c.
24. Изместьев, С. В. Глобальная революция и «ритуальное» государство / С. В. Изместьев // Теория и практ. обществ. развития. – 2020. – № 9. – С. 51–59.
25. Трофимов, В. В. Государственно-правовая политика в пространстве функционирования информационно-телекоммуникационных систем: некоторые актуальные проблемы теории и практики / В. В. Трофимов // Информационное пространство: обеспечение информационной безопасности и право : сб. науч. тр. / Ин-т государства и права Рос. акад. наук ; редкол.: Т. А. Полякова [и др.]. – М., 2018. – С. 142–147.
26. Малиновская, Н. В. Право и ценности в условиях кризиса правового регулирования / Н. В. Малиновская // Кризис права: история и современность / под общ. ред. В. В. Денисенко, М. А. Беляева. – СПб. : Алетейя, 2018. – С. 206–221.

Дата поступления статьи в редакцию 11.09.2021.